«Россия и мусульманский мир».-2006.-№8.-С.104-116.

 

АЗЕРБАЙДЖАН СЕГОДНЯ

 

Вадим Дубнов, публицист

Именем Гейдара Алиева в Азербайджане названы: междуна­родный аэропорт, центральный республиканский стадион, универ­ситет, столичный проспект, фонд, которым руководит нынешняя первая леди страны, дворец, одновременно являющийся главным концертным залом, высший государственный орден, а также ака­демия Министерства национальной безопасности. Рассматривают­ся предложения назвать его именем трубопровод Баку-Джейхан и одно из перспективных нефтегазовых месторождений Шахдениз. Портрет вождя украшает самую дорогую азербайджанскую купю­ру, почти каждый перекресток, каждый пункт пересечения грани­цы. И чтобы все это окончательно убедило последнего скептика в том, что эпоха Гейдара Алиевича Алиева безвозвратно стала исто­рией, к увековечиванию приступили рекламщики: Гейдар Алиев -в полный рост над модным бутиком. В очень дорогом костюме, успешный денди выбрасывает ноги в танцующей походке. Навер­ное, монтаж. Вопрос о роли личности закрыт, боги, живые и уми­рающие, творят историю не более, чем обжигают горшки, все про­исходит само собой, день за днем, Алиев за Алиевым...

Скальпелем, которым осторожно вскрывается кожура вре­мени, могут быть простые конфеты. «У вас есть конфеты "Чи­нар"?». Ими бессмысленно интересоваться в фешенебельных су­пермаркетах, их надо спрашивать в гастрономах неистребимого советского типа, где взгляды продавцов теплеют. «Вы, наверное, приезжий? "Чинара" уже давно нет...». Хозяин маленькой лавчон­ки Яшар стал закадычным другом и все рассказал про Баку забы­тых конфет. «Есть похожие, с фундуком. А с арахисом - это про­фанация. Старые бакинцы тебе за них в глаза плюнут...». Старые бакинцы, впрочем, не в восторге и от фундука. У них вообще про­пал даже тот задор, с которым они еще недавно вспоминали свой старый Баку. Ностальгия пережита и изжита, складок старого Ба­ку, в которых она могла бы укрыться, все меньше, и народ вы­страивается в очередь за ежечасно дорожающими трущобами. Завтра,  перед неминуемым  сносом,  они  вырастут в цене  еще больше.

Черта подведена, все, что было еще вчера борьбой добра со злом до полного уничтожения, стало преданием. Даже те, кто вче­ра полагал вождя беспощадным диктатором, сегодня говорят о нем с той улыбкой, с которой вообще принято вспоминать о матером человечище. Чувство принадлежности к Большому Стилю сближа­ет старых врагов, с мудрым прищуром наблюдающих, как мельча­ет эпоха. Али Инсанов, аксакал еще гейдаровских времен, один из столпов его режима, ныне объявленный одним из символов кор­рупции и организатором государственного переворота, некогда, на переломе эпох, говорят, бросил Алиеву-младшему: «Меня назна­чал живой президент, тебя - мертвый...». А еще рассказывают, как однажды Ильхам Алиев, еще будучи просто сыном президента, проигрался в прах в одном из стамбульских казино. В сердцах пре­зидент распорядился искоренить порок во всем Азербайджане. Третий год нет Гейдара Алиева, и третий год президентствует Ильхам, но запрет в силе. Баку - город, в котором есть, кажется,все. Кроме казино.

Больше ничего смешного про Ильхама Алиева не вспоми­нают. Как и вообще ничего примечательного. Это неблагодарная доля - быть наследником отца, к любой характеристике которого -властитель, интриган, диктатор - принято добавлять «великий». К самому факту наследования большинство отнеслось как к послед­ней воле иерарха, с которой ничего не поделаешь, вопрос в том, как и кому стать регентом, потому что, понятно, такой, как Иль­хам, - ненадолго.

Ильхам Алиев перехитрил всех. Не сделав для этого ровным счетом ничего. То есть государственный переворот перед самыми выборами в ноябре 2005 г. он, конечно, разоблачил. Али Инсанов, за многие годы служения отцу на посту министра здравоохране­ния, имел все основания рассчитывать на более справедливый выбор уходящего президента. В государствах, устроенных по-алиевски, в которых, кажется, кроме Алиева, никого нет и быть не может, главный вопрос политики так и звучит: кто второй? Ин санов был не просто вторым - он был символом. Если Гейдар Алиев был владыкой, то Али Инсанов занимал негласную, но куда более важную, чем даже «серый кардинал», должность. Али Инса­нов был главой клана. Про кланы не пишут в газетах, на уличных растяжках не пишут «Слава великому Клану», но любой азербай­джанец, даже не берущий в руки газет и не смотрящий телевизор, вам легко и без запинки объяснит, откуда проистекает азербай­джанская власть. Как принято в Азербайджане считать, за исклю­чением бакинца Аяза Муталибова, в стране едва ли не от сотворе­ния правил так называемый «армяно-нахичеванский» клан. «Армянская» составляющая обязана своим существованием тем временам, когда ни Армении, ни Азербайджана как государств не существовало, была царско-губернская чересполосица, и тех азер­байджанцев, предки которых жили на формальной территории се­годняшнего врага, принято называть «выходцами из Армении». Или из «Западного Азербайджана» - в пику армянской топоними­ке с ее «Восточной Арменией», частью великой страны «от моря до моря». Таких «армян» в Азербайджане довольно много, что, впрочем, не находит пропорционального отражения в статистике клана. Его костяк составляют выходцы из Нахичевани, которая и дала стране и миру род Алиева. При этом безраздельно правил, понятно, никакой не клан, а лично Гейдар Алиевич, а клановый миф эту безраздельность и освящал, и укреплял. В игру увлеченно включалась и оппозиция. Поскольку клановая система объявля­лась от бога, то получалось, что и клановое противостояние самым демократическим образом оставалось единственной незапрещен-ной формой политической борьбы. Без особых, впрочем, шансов, с чем в очередной раз приходилось поздравить бакинского владыку из города Нахичевани.

В общем, мифологический комплекс, самовоспроизводясь на каждом витке своего творческого развития, превращался, как и положено подобным мифам, в реальность. Алиев возвышал одних и безжалостно уничтожал других, но никому из посвященных, да­же в самой жестокой обиде, не приходило в голову помыслить об альянсе с каким-нибудь честолюбцем из другого клана. Этих чес­толюбцев всегда хватало среди своих - Расул Гулиев тоже нахичеванец, не говоря уж об Эльчибее и даже пламенном оппозиционере Исе Гамбаре.

«Слева от гаража - наш офис...», - так закончили оппози­ционеры долгое описание моего путешествия через весь город в пустынное обветшалое здание, над которым гордо реет флаг «Мусавата» - когда-то он так реял в самом сердце исторического цен­тра Баку. Другие оппозиционеры из Либеральной партии в спо­собности ориентироваться мне отказали сразу, вдумчиво объяснив, где мне надо ждать машину, которая отвезет меня в сущие ката­комбы. В катакомбах оппозиция улыбается устало и почти безза­ботно. Она больше не держит зла ни на кого - ни на Алиева-старшего, ни на Алиева-младшего. «Я правильно понимаю, что друг с другом у вас отношения куда сложнее, чем с властью?». Иса Гамбар смеется. «Власть мы знаем. А вот коллеги по оппозиции всегда способны чем-нибудь удивить...». Главная коллизия среди оппозиционеров звучит почти по-ленински: можно ли сотрудни­чать с властью в ее парламенте? Гамбар счел, что можно. Осталь­ные сочли его предателем. Больше спорить с некоторых пор не о чем. Оппозиция словно избавилась от тяжкого груза. От нее боль­ше ничего не зависит, она изгнана на окраину города и политиче­ской жизни. Только в Народном фронте, который чудом остался в центре Баку, со мной разговаривают цитатами из программных документов времен Гейдара. Здесь еще сохраняется неподдельная страсть. Мои провокации пресекаются с ходу. Режим лжив, жесток и крадет на выборах голоса. Но ведь оппозиция еще летом была согласна на сделку с властью, в соответствии с которой ей предос­тавлялась треть мест в парламенте? Али Керимли, лидер народ-нофронтовцев, смотрит на меня с сожалением: «И вы поверили слухам, которые специально распространяет власть, чтобы нас скомпрометировать?». С такой неумолимостью этих слухов в оп­позиции больше не опровергает никто. Кажется, даже срыв этой сделки оппозиция восприняла с облегчением. Те несколько чело­век, которые представляют в парламенте Гамбара, похоже, для не­го особой обузой тоже не являются.

Телекартинка, как известно, для того и существует, чтобы делать чудеса многолюдья там, где не собирается больше трех-четырех сотен человек. Расул Гулиев, спикер парламента в сере­дине 90-х, спасшийся от алиевского гнева в Штатах, решил в ка­нун ноябрьских выборов, презрев опасность судебных и внесудеб­ных    расправ,вернуться    на    родину    и    возглавить    давно  анонсировав-шуюся революцию.Сама встреча в аэропорту должна была стать ее прологом. Проспект имени Гейдара Алиева, веду­щий из аэропорта к главным дворцам страны, должен был запол­ниться ликующим народом, и чудо должно было свершиться. Се­годня оппозиция говорит об организационных ошибках, не позволивших этому чуду стать сколько-нибудь массовым меро­приятием. Исправлением этих ошибок занялась власть, явив миру широту и размах всенародного оранжевого действа. Злые языки в оппозиции с ехидцей, впрочем, проговариваются, что самолет Гулиева вообще не запрашивал посадку в Баку. Но и эта вроде бы такая уничижительная для оппозиции подробность усилиями власти не стала достоянием широкой общественности. Призрак оранжевой революции был нужен власти не меньше, чем самим революционерам. И на Расула Гулиева, вне зависимости от его по­летного задания, рассчитывали очень многие и очень разные люди. Как в оппозиции, так и в самой власти...

...С самого начала восхождения Ильхама все исходили из одного непреложного факта: невзирая ни на какую генетику, сын -не отец. Ни в чем. Сын, на которого возлагалась ответственность за будущее страны и, что еще важнее, клана, воплощал собой об­раз золотой молодежи, в 60-х родившейся, в 80-х прожигавшей жизнь, в 90-х привлеченной к делу. Для ветеранов власти он был избалованным барчуком, к тому же наследником поначалу и вовсе планировался не он, а его старшая сестра Севиль - она проявляла куда больше готовности обречь себя на продолжение отцовской интриги. Не то чтобы Ильхаму это дело было противно. Просто для того, чтобы сутками, без сна и отдыха, предаваться интриге власти, эту власть надо любить так самозабвенно, как любил ее отец. Ильхама же во властный кабинет, как рассказывают очевид­цы, не тянет. Рабочий день в президентском дворце больше не на­чинается затемно, и до утра он больше не продолжается. Долг - да. Дело всей жизни - едва ли. В общем, было очевидно, что по-старому он не сможет, а раз так, то и не захочет. Ильхаму даже не нужен был глава правящего клана. Ему не нужен был сам этот миф - для клана он своим не был. Али Инсанову ждать было нечего. Кроме Расула Гулиева. Кто сказал, что не бывает оранжевых акса­калов?

Но были честолюбцы и помоложе. Фархад Алиев - полити­ческий ровесник Ильхама, и звезда его восходила одновременно с вовлечением кронпринца в наследственные дела. В некотором смысле восходила даже параллельно: звезду поднимал не кто иной, как брат умиравшего президента, соответственно дядя Иль­хама Джемал Алиев, к племяннику настроенный весьма скептиче­ски. И, как уверяют посвященные, стимулировавший Фархада Алиева посулами самому со временем стать наследником. Име­лись такие авансы или нет, доподлинно не станет уже известно, наверное, никогда, но, как вспоминают сегодня знающие Фархада люди, «последние месяцы он вел себя так, будто и в самом деле схватил бога за бороду». На фоне старой отцовской гвардии Фар­хад Алиев, министр экономического развития, и в самом деле смотрелся выгодно и свежо. Почти молодой реформатор. Сегодня, в связи с заточением, его принято даже сравнивать с Ходорков­ским. Причем на основании формального сходства: «Азпетрол», азербайджанский монополист по сбыту нефтепродуктов, фактиче­ски принадлежавший Алиеву, сегодня громят по вполне юкосов­ским технологиям.

...Баку - это не только новостройки, это по-московски бес­конечная череда кафе, ресторанов и клубов. Вестернизация затро­нула самые потаенные уголки азербайджанской души, вечно тяго­тевшей к чаю, а ныне постигающей сокровенные искусы еще вчера чуждого здесь кофе. Старый город, прилегающий к морю, -нескончаемый праздник рождения азербайджанского среднего класса. С коммерческой точки зрения, он только начинается, и от этого еще уютнее, еще ничего не закостенело, здесь со второго появления уже становишься своим и завсегдатаем. «Почему сего­дня такой аншлаг? Так ведь День влюбленных. Но вы поднимай­тесь, наверху есть еще один кабинет. Кстати, с компьютером...». Любое маленькое кафе себя окупает, цены на недвижимость пока еще умеренны, взятки - только на уровне участкового да пожар­ника и тоже вполне терпимы. «А открыть еще одно кафе? Мишленовские звезды не манят?». Хозяин кофейни смеется. «Зачем?». Это блаженное состояние, когда одного кафе вполне достаточно, а на второе денег еще нет. Те, у кого они имеются и на второе, и на третье, не торопятся. Во-первых, средний класс до «Мишлена» еще явно недотягивает, а, во-вторых, эти люди рассказывают дол­гую историю, отдающую, как и положено, ностальгией.

Поводов к ней у серьезного азербайджанского бизнеса будет, пожалуй, побольше, чем у российского. 1993-1994 гг., первые го­ды после возвращения Алиева, вспоминаются как золотой век. Бы­товая демократичность народнофронтовских лет еще витала в воз­духе, а владыка еще был далек от будущего всемогущества. Смешно сказать, но с бизнесом власть предпочитала интонации просительные и почтительные. В 96-м Гейдар Алиев на какой-то бизнес-церемонии по совершенно невинному поводу вдруг ни с того ни с сего вспомнил: «А налоги все-таки надо платить». Еще никого, конечно, не интересовало, что фраза станет цитатой, но о том, что за ней последует, азербайджанский бизнес догадался сра­зу. На уничтожение независимого бизнеса времени потребовалось не больше, чем на искоренение свободной прессы. По разным оценкам, от года до полутора. Правда, вертикалью власти это ни­кто не называл, тем более что этот этап, носивший чисто техниче­ский характер, Азербайджан проскочил довольно быстро, возро­див советско-клановую модель. Если министру дается должность, то исключительно для того, чтобы вверенная отрасль множила се­мейные ценности. Любой коммерсант, которому доверялся семей­ный бизнес, должен был знать, кому он принадлежит на самом де­ле... Фархаду Алиеву был доверен «Азпетрол». Государственное предприятие. Все было по правилам. На то, как «Азпетрол» раз­вернул в Молдавии программу стоимостью в 200 млн. долл. -сумму, сопоставимую с молдавским бюджетом, обратили внима­ние только самые внимательные. Но это еще могло правилам соот­ветствовать. Но когда Фархад Алиев перевел активы вверенного ему предприятия в офшоры, появились вопросы: интересно, как же это теперь семья будет контролировать? Впрочем, как уже было сказано, Фархад явно закусил удила. Он позволял себе над одно­фамильцем смеяться так, как смеются фавориты нового кастинга и будто бы этот кастинг уже был объявлен. Фархад Алиев тоже ждал Расула Гулиева. Все ждали Расула Гулиева - в полной уверенно­сти, что каждый в этой игре что-нибудь выиграет. В оранжевое одевалась оппозиция, тоже искавшая хоть какого-нибудь шанса. Не было только одного - реального плана действий, в просторечии называемого заговором. Его разработал сам президент, взяв на себя полицейские и телевизионные хлопоты по встрече изгнанника. Инсанов, Фархад Алиев и десятки их сподвижников и назначен­ных сподвижниками - в тюрьме, Гулиев - в Америке, оппозиция -в районах заброшенных гаражей.

По мнению тонких ценителей интриги, такого шоу с путчем можно было даже не устраивать - все и так удивительным образом выстраивается в пользу молодого президента. Размах строительст­ва, обилие дорогих машин, бьющая повсеместно в глаза фешене­бельность офисной отделки — деньги в стране есть, и немалые. Правда, при бюджете в 4,5 млрд. долл. ВВП на душу населения едва превышает тысячу долларов - ниже, чем в Грузии. 200 долл. -очень хорошая зарплата даже в Баку. Задавать вопрос, куда уходят деньги, смешно. Вопрос на самом деле другой: откуда эти деньги берутся вообще.

Ответ здесь, как считается, очевиден: нефть. Но тех 9-10 млн. т, которые добывает сам Азербайджан, не хватает даже на покрытие собственных потребностей. Из 22 млн. т, добываемых по «контракту века» международным консорциумом, Азербайджа­ну принадлежит весьма небольшая часть. Газ с Шахдениза, кото­рый должен, как утверждается, озолотить страну, пойдет только в конце года. Бонусы за участие в конкурсах давно проедены.«Да, -соглашается крупный нефтяник, предупрежда-ющий, что на эти темы говорить в Азербайджане не принято, - конечно, нефть и газ тут совершенно ни при чем. Работают совершенно другие деньги...».

Как и прежде, работают деньги, пересылаемые из-за грани­цы, и в первую очередь из России, где трудятся, по разным оцен­кам, от 2 до 3 млн. азербайджанцев. Соответственно и оценивается эта сумма: от 2 до 3 млрд. долл. в год. То есть порядка половины бюджета. А какую сумму составляют так называемые корруп­ционные деньги, вкладываемые в тот же строительный бум чинов­ником, никто и вовсе не берется подсчитать. И здесь ничего не ме­няется - инвестировать в серьезную экономику, хотя бы в сельхоз-переработку, не говоря уж о нефтезаводах, никто не берется. Азербайджанские прилавки - по-прежнему выставка продукции российских мясокомбинатов, рядом с которой вид отдельных об­разцов местных колбас начисто отбивает чувство голода. Молоко в Азербайджане делается из украинских порошков, а яркие наклейки на овощных соленьях в переводе не нуждаются - здесь все по-турецки. А нефтяные перспективы анонсируются со все тем же отцовским размахом. Й если сообщения о том, что в 2006 г. ожи­дается 30 млн. т, являются реалистичной и принципиальной кор­ректировкой фантастических планов середины 90-х, то на далекий 2020 г.  снова объявляется поражающая воображение цифра в 5 млн. баррелей в сутки - больше 200 млн. т в год. Таких деклара­ций не позволяет себе даже куда более нефтеносный Казахстан. Из этого громадья планов Азербайджану в соответствии с контракта­ми принадлежит менее трети. Что тоже немало. Как заставить эти деньги работать на реальную экономику, как и десять лет назад, никто рецептов не дает.

Ильхам Алиев не выказывает никакого намерения выбирать­ся из надежной и глубокой отцовской колеи. Но и продолжать предписанный ею курс он тоже не может.  Выбором главных направлений удара  Ильхам   словно  обозначил  новую  систему координат. И если Али Инсанов был вызовом старого, как алиевский Азербайджан, кланового аппарата, то Фархад Алиев стал тре­вожным сигналом с той стороны, на которую новый президент, как ожидалось, может сделать ставку.Оказалось, что на этой стороне немало таких, кто олицетворяет собой этакий «посторанжевый» политический типаж.Сравнительно молодая номенклатура, уво­дящая в офшор «Азпетрол», не только заинтересована в модерни­зации правил игры и всеми своими помыслами обращена не на Восток, а на Запад, но и сама готова, выдав себя за очередного Ющенко, Саакашвили, Тимошенко (нужное подчеркнуть), эту мо­дернизацию возглавить. Не то чтобы американцы на это клюнули, но и они из любви к разного рода альтернативам осторожно изуча­ли на предмет одной из таковых Фархада Алиева.

И Ильхам Алиев действительно после столь громкого разоблачения не находит иных продолжений, как делать ставку на оба крыла, предварительно очистив оба от самых амбициозных. Возвышается новый аксакал Камаладдин Гейдаров, колоритней­шая личность азербайджанского театра теней отцовской поры. Тогда силу того или иного политика было принято оценивать по количеству крепких ребят в тренировочных костюмах, готовых явиться по первому зову своего предводителя. Гейдаров остался одним из немногих, кто смог эти структуры сохранить, а теперь и вполне сможет их легализовать.Он, прослуживший отцу без мало­го 30 лет, глава таможенного комитета - на такую должность семья могла назначить только самого проверенного человека, се­годня стал министром по чрезвычайным ситуациям.Со всеми приданными и дополнительно переданными министерству сило­выми структурами.

И одновременно Алиев объявляет мобилизацию тех, кто ему ближе и кого в Азербайджане насмешливо называют «комсомальчиками», - тех, кто начинал с «комсомольского» бизнеса. Место «разоблаченного» министра социальной защиты занимает Физули Алекперов, глава крупнейшей некогда в Азербайджане бизнес-структуры «Импротекс», разрушенной Гейдаром Алиевым. Место министра экономического развития - не связанный с традицион­ной системой кланов Гейдар Бабаев, учившийся, по странному совпадению, там же, где и Саакашвили, - в Киевском университе­те имени Шевченко, только чуть раньше. Словом, как замечают в Азербайджане, это и есть модернизация: раньше министры стано­вились олигархами, а теперь олигархи идут в министры.

Пирамиду, которую построил отец, нужно было поддержи­вать и время от времени ремонтировать. Поддержание заданных технологических параметров само по себе стало технологией власти. Теперь изменилось одно: пирамида больше не строится. И оказалось, что из под ее расплывающихся очертаний вылупляется обыкновенная постсоветская номенклатурно-олигархическая мо­дель. Со всеми ее атрибутами чиновной вертикали и соответст­вующей стабильности. Без особых шансов на развитие. Но после Гейдара - почти оттепель. И ведь были же оптимисты, всерьез ожидавшие здесь чего-нибудь оранжевого!

А формально ничего не изменилось. Точно так же ни один серьезный бизнесмен не возьмется финансировать оппозицию: традиция вдумчивых налоговых проверок здесь древнее и крепче, чем в России, и никаких признаков самоликвидации не являет. Все так же бодро рапортуют о широко шагающем Азербайджане теле­каналы, и, как и в прежние времена, пресса имеет право критико­вать всех и вся, кроме президента. Но степень нашей диковинной постсоветской демократии приходится мерить не обычными инст­рументами, размерами той ниши, где можно жить, не обращая внимания  на  причуды  своей  власти.И  если  Гейдар  Алиевич  незримо, в той или иной степени и в той или иной роли вживался в жизнь каждого азербайджанца, то подобного присутствия Ильхама Гейдаровича не отмечено. Только в новостях. И в портретах. Как дань стилю, с которым уже все распростились. А время идет, и нужно было просто закончиться эпохе, чтобы обнаружилось то, что раньше как-то не замечалось. И появился интерес к ответам на вопросы, которые раньше как-то оставались втуне. Названием са­мого шумного азербайджанского бестселлера именуются в Баку даже книжные магазины. Книжка, изданная два года назад в Баку, называется «Али и Нино», написал ее по-немецки в середине прошлого века азербайджанец-эмигрант Курбан Сайд, и в реклам­ных проспектах она предпосылается едва ли не как местные «Уне­сенные ветром». Объяснить ее популярность литературными дос­тоинствами   едва  ли   решится  даже   самый   благожелательный критик, секрет явно в другом. Написанное много лет назад про со­бытия перед и после революции в Азербайджане и по соседству словно дышит тем жгучим интересом, который проявляют к дню сегодняшнему азербайджанские социологи. Здесь и мучительное самоопределение юной по историческим меркам нации между Востоком и Западом, и тяготение к Турции при культурной стра­сти к Ирану и поисках карьеры и образования в Петербурге. И жи­вописания резни, которую устроила Красная 11 -я армия, взявшая Баку. И Карабах, историческая принадлежность которого автора совершенно не интересует, в связи с чем он просто описывает его как место, где жили и азербайджанцы, и армяне, и даже дачники-грузины. Книжка написана без всякого надрыва - какой там над­рыв, когда речь об известных и естественных вещах, и никакого надрыва у читателя в отличие от карабахских сюжетов в теленово­стях не пробуждает.

За азербайджанским столом, неотличимым от армянского, я позволяю себе рискованно заметить: а ведь азербайджанцы и ар­мяне в своих традициях и в простой обыденности похожи друг на друга больше, чем и те и другие на грузин. В ответ веселая улыбка людей, знающих между собой правду, которую вовсе необязатель­но открывать пришельцу, но если уж он догадался... Азата Исазаде, воевавшего в Карабахе, я спрашивал: «Когда прошла нена­висть?» - «А ее и не было. Было гадкое ощущение, что я могу це­литься в бывшего одноклассника...». Сегодня Азат пытается наво дить мосты с бывшими врагами, среди которых у него немало дру­зей. Это не переговоры. «Переговоры должны вести политики. Я же не могу договариваться о мире. Я понимаю другое: бессмыс­ленно требовать от армян, чтобы они вернули земли, за которые проливали кровь так же, как и мы. Это война, в которой одни по­беждают, а другие проигрывают. Значит, возможно, опять будет война, и тогда надо заранее договориться вести ее по правилам: не отрезать уши, не добивать раненых...». Впрочем, в войну Азат, ка­жется, особенно не верит. Просто как военный: азербайджанцы смогут провести успешное наступление в центре предполагаемого фронта, на что армяне вполне могут ответить контрнаступлением на флангах, в горах - настолько успешным, что речь может пойти о потере Гянджи. «А Гянджи Алиеву никто не простит. У нас, как ты знаешь, свергали президентов и после менее значимых военных провалов».

Алиев это, несомненно, понимает. Но правила игры остают­ся неизменными и противоречивыми. С одной стороны, ненависти больше нет, перемирию, которое никак не станет миром, в мае ис­полнится 12 лет. Выросло поколение, которое знает о том, как бы­ло раньше, только по книжкам и по телевизору. Азербайджанские журналисты ездят в Армению и Карабах, бакинские музыканты гастролируют в ереванских концертных залах, но по возвращении они клеймятся как предатели. Национал-демократической партией Рамиль Сафаров, азербайджанский офицер, зарубивший топором армянского коллегу на натовском мероприятии в Будапеште, при­знается человеком года. И с таксистами и базарными торговцами, среди которых немало беженцев из Карабаха и того самого «За­падного Азербайджана», не стоит говорить о том, что армяне и азербайджанцы так похожи. Это тоже разлито в воздухе, карабах­ский фактор все так же эффективен в деле мобилизации нации и, стало быть, стабильности. Есть в жизни азербайджанца вещи по­важнее Карабаха, и особого желания воевать давно нет, но боль очень легко и спасительно для власти пробуждается при малейшем о ней напоминании. И власть на напоминания не скупится. При ясном понимании того, что война станет ее крахом. В заложниках и оппозиция, полагающая, что своим патриотизмом готовит Алие­ву ловушку, а на самом деле помогающая ему сплотить Азербай­джан в конечном счете и против самой себя. При том, что на са мом деле все уже, кажется, давно смирились с тем, что решения никакого нет. И что все переговоры, как точно заметил бакинский коллега, сводятся лишь к соревнованию по крепости нервов: «Весь интерес только в том, кто первым скажет "нет"».

Среди тех, кого Азербайджан хотел бы видеть союзником, Россия с 18% занимает третье место, уступая объединенным США и Европе - 20 и Турции - 22%. При этом больше всего голосов на­брала предложенная социологами союзническая коалиция из всех этих стран. Особых, подобных армянским или грузинским, симпа­тий к России здесь не было и при Гейдаре Алиеве. И дело не толь­ко в обиде на Россию за то, что она, по общему мнению, поддер­живает Армению. Просто время идет, и даже немного туманное представление о том, что карабахская проблема может решиться только совместным с Арменией входом в мир, который может быть только западным, становится все более популярным. Да и нефтяное чудо, не слишком подняв среднюю пенсию, все-таки сделало свое дело:Азербайджан почувствовал себя частью мира, которая к Москве особенного отношения не имеет. Ведь это толь­ко по былой неискушенности считалось, что на Запад идут за де­мократией или бегут от империи. И если для.Гейдара Алиева ба­лансирование между Западом и Востоком было каждодневным упражнением в мастерстве стратегической интриги, то для Ильхама Алиева, для которого, как и для Саакашвили, Запад - просто естественное состояние души, это лишь очередное нежелание что-то кардинально менять. В конце концов, сумма, равная половине бюджета, поступающая из России, - это один из ответов на вопрос, какие вызовы ему угрожают. Первый - социальный взрыв. Исклю­чается. Азербайджанцы помнят времена и похуже, а такая память -лучший источник для рейтинга, особенно когда альтернатив нет или эти альтернативы так комично ютятся на окраине столицы. Второй - война. Тоже не планируется. Стабильности - в достатке, нефть, пусть и не в анонсированных объемах, идет, а внутренние особенности демократии и экономики на этом фоне, не выглядят узбекскими, прощались даже отцу. Чтобы оказаться человеком на своем месте и в нужное время, совсем, оказывается, необязательно обладать исключительными дарованиями. Особенно после того, как закончилась эпоха большого стиля. Хотя, конечно, все заинтересованные лица делают вид, что ждут 2008-го - года очередных выборов. Чтобы потом начать ждать 2013-го.

«Новое время», М., 2006 г., №11, с. 26-30.